– Я всё равно тебя найду! – выкрикнул он через минуту. – И ноги тебе выдерну, идиотка!
Я проскребла ногтями по жёсткой коре, не думая о том, что маникюру моему пришёл конец. А по поводу услышанного подумала, из последних сил набравшись злорадства: «Сначала найди. Идиот».
Он был совсем рядом, я слышала его голос, треск веток, шум, который он производил, обследуя заросли кустарника. Осторожно выглянула из-за дерева, и решила, что дальше ждать нельзя. Сделала пару осторожных шагов, хотела нырнуть за ель, но не успела, Гриша меня заметил, и мне ничего не оставалось, как кинуться прочь, как зайцу. Он ругнулся, громко и грязно, и побежал за мной, но я не оглядывалась. Неслась вперёд, не замечая того, что колючие ветки хлещут меня по лицу и плечам, перескакивала через коряги, падала и опять вставала. Я даже зарыдала от бессилия и страха. Меня догоняли, и это был ужас, кошмарный сон, который мучает иногда каждого человека. Ты убегаешь, а тебя догоняют, догоняют, твои преследователи всё ближе, и тебе не скрыться. Ты понимаешь, что тебе не скрыться.
– Да стой ты, дура!
Его голос показался мне издевательским, я перелезла через поваленное дерево с обезьяньей ловкостью, рукой вляпалась в какую-то гниль, взвыла от отвращения, упала на землю, решив затаиться ненадолго, но не удержалась и покатилась вниз по склону. Хорошо хоть катиться было недалеко, поднялась на ноги, снова побежала, оглядываясь на ходу, а потом остановилась, как вкопанная. Посмотрела на свои ноги, потом вперёд… по сторонам. Я стояла по щиколотку в грязной жиже, а вокруг… вокруг топь. И конца-края ей не видно. Даже деревья вокруг жиденькие и кривые. Крупная чёрная ворона пролетела над моей головой, села на кочку и грозно каркнула. Я сделала шаг назад, под ногами противно хлюпало. Я сделала ещё шаг назад, испугавшись, что меня может засосать. Я в кино видела, как люди в болоте тонут, не хотелось бы удостоиться подобной участи. Даже похищение в этом случае предпочтительней. Или нет?
Я обернулась и увидела Гришку. Он стоял на возвышении и смотрел на меня, уперев руки в бока. Даже запыхавшимся не выглядел.
– Иди сюда, – позвал он, и тон был весьма нелюбезный.
Я выждала ещё минуту, Гриша меня не торопил. Смотрел на меня сверху, видимо, заинтересовавшись, какое решение я приму: вернуться к нему или сгинуть в болоте. Что ж, я малодушна. Я потихоньку назад пятилась, пятилась, следом опустила голову, расстроенная своей неудачей и предчувствуя расплату, и, в конце концов, направилась к нему. Правда, чтобы взобраться на пригорок, пришлось постараться, я некоторое время смешно барахталась среди грязного песка, сухого мха и сосновых иголок, ревела, размазывая слёзы по щекам грязной ладонью, влезла на корень сосны, и уже с него меня наверх выдернула твёрдая мужская рука. Гриша схватил меня за шиворот кофты и вытащил, как репку с грядки. С лёгким отвращением обозрел мою грязную одежду, поднял глаза к лицу, а когда я хотела ему объяснить, хотя бы попытаться разжалобить, он меня ударил. По лицу, правда, ладонью, а не кулаком, но достаточно сильно, я даже упала. В глазах потемнело, в ушах зазвенело, я задохнулась, ткнулась носом в мох, и заревела навзрыд. В тот момент я пожалела, что вернулась к нему. Я была настолько измотана, не было сил не то что встать, даже голову поднять. Я только рыдала, и ждала, что меня продолжат избивать. Но ничего не происходило, я ревела, минуты шли, и наконец Гриша сказал:
– Куда ты помчалась, дура? Думала, тут через сто метров федеральная трасса? Тут кругом болото.
– Я хочу домой.
– Да? К маникюршам, кухаркам и маленьким собачкам?
Последние силы меня оставили, и теперь я даже рыдать не могла. Повалилась на бок, подтянула ноги к животу и зажмурилась, чувствуя, как солнечные лучи, проникающие сквозь кроны сосен над моей головой, греют мою щёку. Сердце стучало тяжело и неспешно, что было даже странно. Видно, тоже устало.
– К мужу, – прошептала я.
– К мужу, – повторил за мной мужской голос издевательски. – Который платит маникюршам и кухаркам. – Гриша вдруг хохотнул. – Не люблю красивых баб, бесполезные вы создания. С вами только спать приятно. На всё остальное вы не годитесь.
Я глаза открыла, но на него не посмотрела, глядела прямо перед собой. Все чувства, в том числе и осторожность, атрофировались, и поэтому я проговорила совершенно безразлично:
– Можно подумать, у тебя были красивые.
Он помолчал, потом резко поднялся на ноги. И потребовал:
– Вставай, идти надо. И не думай, что я тебя потащу. Сама бежала, сама и обратно шагай.
Я встала, куда деваться? Хотя, казалось, что сделаю два шага и кулем на землю свалюсь. Машинально переставляла ноги, ощущая свинцовую тяжесть во всём теле. Чувствовала себя грязной, ноги холодили сырые носки, а руки покрывали тёмные разводы. Да и волосы… Я вытащила из волос жухлый берёзовый лист и бросила его на землю.
– Ещё раз так сделаешь, я тебя в этом болоте утоплю. Поняла?
Я молчала, но когда он остановился и повернулся, пробуравил меня взглядом, коротко кивнула.
Оказалось, что убежала я далеко. Или мне так показалось, потому что обратно к домику я с трудом ползла? Лесу, казалось, конца-края нет. Гриша же шёл, вроде бы прогуливаясь, и на меня больше не смотрел. И поэтому я так сильно удивилась, когда он спросил:
– Так что там с твоим мужем?
– А что с ним?
– Любишь, говоришь?
Я, признаться, насторожилась.
– Люблю.
– Конечно. Что не любить-то богатого и красивого, да?
– Я не за это его люблю.
– Серьёзно? – Он, не скрываясь, ухмыльнулся. – А за что? За доброту и порядочность? – Гриша откровенно расхохотался, а я устремила в его затылок ненавидящий взгляд.
– Да! Да! Мой муж замечательный человек! Не вам, негодяям, чета! Он людей не похищает!
– Ты это точно знаешь? – Он издевался, и даже не пытался этого скрыть.
– Я знаю это точно, – отчеканила я. – Серёжа честный, добрый… Его все уважают!
– Ага. И любят.
– И любят, – подтвердила я. – Он самый замечательный муж! – горячась, заявила я.
Это Гришу заинтересовало, он кинул на меня любопытный взгляд. Глумливо усмехнулся.
– Прямо-таки?
Я разозлилась ещё сильнее, вспыхнула и даже неожиданно переполнилась энергией и обогнала его.
– Ты просто завидуешь ему. Вы все завидуете! Потому что у вас ничего не получается! И вы пытаетесь забрать то, что принадлежит ему. Вы воруете, похищаете и врёте.
Григорий приподнял одну бровь, наблюдая за тем, как я горячусь.
– Я завидую?
– А разве нет? Вот скажи, зачем тебе всё это нужно? Зачем-то ведь ты ввязался в это дело? Ты в курсе, что нарушаешь закон? Ты хочешь денег! – Я презрительно фыркнула, позабыв о том, что для выражения презрения я несколько не в форме. – Его денег. И я тебя злю, потому что я его люблю, такого удачливого и делового. А вот ты сидишь в этом лесу, как сыч, никому не нужный, и злишься, бесишься и завидуешь…
Я кричала ему в лицо, выплёскивая свой гнев и ненависть, и не успела заметить, как он выбросил руку вперёд, схватил меня за горло, и сдавил его. Я глаза вытаращила в испуге, хотела крикнуть, но вышел хрип, колени подогнулись, и я начала оседать, неотрывно глядя в пустые глаза своего убийцы. Он просто сжимал моё горло, и, кажется, с любопытством наблюдал за тем, как я ловлю ртом воздух. Огромная ручища обхватила мою шею вокруг, что даже удивительно, в глазах у меня начало темнеть, но хватка не была особенно крепкой, дышала я без проблем, а в обморок сама посоветовала себе грохнуться, чтобы прекратить, наконец, свои мучения.
– Как ты сказала? Я завидую, потому что ты его любишь? Деточка, а ты не думала, что мне ничего не стоит, заставить тебя полюбить меня? Без всяких денег? Сама на коленях приползёшь и просить будешь.
– Нет…
– Будешь, – заверил он. – А потом я верну тебя мужу, вот и проверим, как сильна его любовь. Такая чистая и искренняя.
Он руку разжал, и я свалилась ему под ноги. Не задыхалась и больно мне не было, но страх упорно пробирался по позвоночнику вверх, холодя. Вот я дура. Нашла, что этому типу в лицо орать.
До дома мы дошли в полном молчании. Я даже не нашла в себе сил внутрь войти, села на скамейку, привалилась спиной к нагретой солнцем стене и закрыла глаза. Слышала тяжёлые шаги рядом, потом Гриша потряс меня за плечо. Я глаза открыла, не зная, сколько времени прошло, я, кажется, задремала.
– Иди в баню, – проворчал он, а я, признаться, не сразу поняла, о чём это он. Потом всё-таки поднялась, прошла за ним к распахнутой двери. В помещении пахло сыростью, в стене лишь одно крохотное окошко, через которое проникал свет, но его было явно недостаточно, и я часто заморгала, пытаясь в полумраке разглядеть обстановку. На тёмной деревянной лавке стояло два ведра с водой, от одного из которых шёл пар, рядом ковш, мочалка и кусок мыла. На крючок, рядом с дверью, Гриша повесил полотенце.
